история персонажа и ваши отношения
По мнению самого Хёда у него есть только две стороны: одна хорошая, а другая – просто оху*нная! Да, вы не ослышались.
Когда-то этот мальчик родился у Верховных богов скандинавского пантеона и сразу же вытянул в лотерею три паршивых билета: первый – он был сыном Одина, а это весьма сомнительное удовольствие, второй – он был младшим ребенком в семье, в которой было бессчетное количество сыновей, третье – он родился слепым.
И хотя сам мальчик не был виноват ни в одном из этих обстоятельств, жизнь его обещала быть непростой в мире, где асы были племенем богов войны и где слепой – в любом случае считался калекой. Отказаться от него напрямую Один не мог, но отстраниться еще больше, чем от всех прочих своих детей – еще как. Хёд не был, по большому счету, интересен и другой части Асгарда: с ним нельзя было играть в тавлеи, с ним нельзя было драться на мечах, с ним нельзя было стрелять из лука, да с ним вообще ничего нельзя было делать, если рядом не было его слуги.
Единственной его опорой в тот период была Фригг, любившая всем сердцем каждого из своих детей, но перед Хёдом чувствуя еще и свою вину. Все дело в том, что будучи спакуной, зрящей все судьбы от века до древа предела, женщина дала клятву никогда не рассказывать о том, что видит. Будучи беременной Хёдом, эту клятву она нарушила, и полагала, что его рождение слепым – ее наказание за ошибку.
Да, Хёд почти все время проводил подле матери, и большую часть времени это было гарантом его комфорта, спокойствия и безопасности. В Фенсалире ему читали книги, играли на музыкальных инструментах, в Фенсалире же, чертогах Фригг, он познал любовь с одной служанок матери. Но Фенсалир же был для него не только местом спокойствия и безопасности, но и местом безусловной беспомощности. Когда туда врывался Один, Хёд не видел, но слышал их ссоры и горькие слова, которые Всеотец говорил жене. Он был единственным сыном, который застал пусть чрезвычайно редкие, но все же эпизоды, когда Один не ограничивался словами. И он ненавидел отца за то, что тот делал с его матерью. Но больше прочего ненавидел себя за бессилие.
Хёд уже в период Асгарда, однако, отличался большим умом – сказывались прочитанные ему книги и многочисленные занятия, которые назначала и за которыми следила сама Фригг. «Ты не можешь быть безупречным воином, как твои братья, но это не значит, что ты никогда не сможешь никого поразить остротой своего ума». Хёду ничего не оставалось, кроме как слушать мать и следовать ее заветам.
Так продолжалось до того самого дня, когда в тревоге за Бальдра, брата Хёда, Фригг не обошла всю землю с тем, что по сути сделать его бессмертным. Упросив каждый предмет на земле никогда не причинять сыну вреда, она все же с тревогой наблюдала за странными развлечениями – асы решили колоть, бить и протыкать Бальдра всем, чем ни попади. В общем веселье Хёд принимал весьма условное участие, пока к нему не подобрался Локи и не предложил «помощь», убедив Хёда, что тот тоже может выстрелить, ведь его руку направит сам мерзавец.
Он вложил в ладонь Хёда дротик из омелы. Хёд выстрелил. И Бальдр упал замертво.
Весь Асгард обожал Бальдра, а смерть его требовала кровной мести, но каждый из асов понимал, что совершенное не могло быть виной слепого бога. И никто не решался ему отомстить, несмотря на то, что горе Фригг было велико, она обвиняла в случившемся Локи и требовала мести.
Месть пришла для нее в самом отвратительном виде: Вали, рожденный смертной женщиной и выросший за один день, убил Хёда, хотя должен был убить Локи. За два дня Фригг потеряла двух сыновей. И горе ее было ни с чем не сравнимым.
Она удалилась в Фенсалир и долгие годы воспитывала там дочь Тюра и сына Бальдра, но скорбь ее была так велика, что она уже не могла с этим справиться.
Между тем, божественный их век подходил к концу, миры, исключая Мидгард, гасли. И когда внуки подросли, Фригг стала первой, кто спустился в срединный мир. Со временем она положит начало объединению Норвегии под властью Харальда Косматого, который после того, как сумел собрать земли, начал называться Харальдом Косматым. Всю последующую земную жизнь Фригг была всегда связана с Норвегией и ее судьбой, в том числе, очень трагичной. Но как ни странно, когда Хельхейм ослаб настолько, что выпустил ее младшего сына из своих объятий, причем выпустил намного раньше, чем Бальдра и раньше, чем братья Хёда спустились на землю, родился он у Фригг, которая в ту пору жила среди данов, еще не утративших веру в асов.
Неожиданно, в физическом мире Хёд оказался вовсе не слепым: утраченное им духовное зрение мешало видеть Асгард и прочие миры, но не мешало видеть мир физический. Еще до того, как Хёд осознался, как бог, Фригг уже знала, что это он – сил еще было достаточно, чтобы чувствовать воплощенные души божеств среди смертных. Она не могла поверить своему счастью, лелея и любя сына еще сильнее прежнего.
Вскоре он и сам вспомнил, кто он такой. Вот только в отличие от его братьев, Хёд понятия не имел, как жить в смертном мире и что ему теперь делать. Фригг знала Мидгард куда лучше. И она стала проводником сына в нем, в том числе, позволив ему назвать себя богом, открывшись смертным, и положить начало великой династии всех данов – Скъельдунгов.
Усилиями Фригг Хёд взял власть, усилиями Фригг женился и обзавелся не менее легендарным сыном – Хрёриком Метателем Колец. И неожиданно Хёд понял, что жизнь в смертном мире ему… Понравилась. Понравилось богатство, красивые женщины, пиры, оргии, понравилась власть. Мать давала ему все, что могла, и он брал еще больше сверху.
Годы, проведенные в Асгарде в слепоте, он начал активно восполнять в Мидгарде, пользуясь знаниями матери, ее влиянием и возможностями. На протяжении истории он ни разу не отказался ни от одного предложенного ему места у власти, а когда на землю спустились братья, о которых Фригг тоже желала заботиться, не единожды просил их подвинуться, в случае чего, всегда мягко напоминая Верховной, что она вообще-то виновата в его незавидной судьбе.
Нет, Хёд продолжал любить мать, видя в ней единственную женщину, которая была на его стороне всегда, слеп он или нет, но он не видел ничего зазорного в том, чтобы пользоваться ее возможностями, знаниями и всем, что она могла ему дать. Не стеснялся он и брать от жизни абсолютно все и еще немного сверху. И если для этого нужно было отобрать – почему нет? Он ведь был богом, чистокровным асом, сыном Верховных. И пусть весь мир пойдет Фенриру в пасть.
На протяжении истории его мало заботила мораль и нравственные ограничения. Хёд делал, что хотел, когда хотел и изредка лишь боялся расстроить маму, но мама не расстраивалась, потому что ее мальчик был, наконец-то, полон жизни и счастлив, наверстывая упущенное из-за своей слепоты. Хёд был полностью с нею согласен. Ведь не было ни одной причины, чтобы он ограничивал себя хоть в чем-то.
Он вошел в историю самыми одиозными конунгами, путешественниками, воинами и хитрецами. А еще он вошел в историю тем, что не стесняясь и прямыми словами слал в зад равно Одина и Локи. Во-первых, чтобы не расстраивать маму, а во-вторых, потому что отлично помнил, чем оба ему обязаны. Хотя вообще-то Хёд в целом любил слать в зад любого, кто не особенно ему нравился. Это было не вежливо? Ну, тогда, все желающие могут забиться в угол и порыдать.
От Фригг Хёд никогда не отходил далеко, всегда знал о ней всё и не стеснялся того, что она тоже знает о нем достаточно. Глупо отказываться от покровителя, который способен сделать твою жизнь такой, о какой ты и мечтать не мог, но еще глупо было отвергать мать, которая всегда была на твоей стороне, даже когда ты вел себя отвратительнее самого Локи.
По этой причине знал Хёд и то, как дорога Фригг Норвегия. И вообще-то ему самому эта страна тоже была дорога. Не зря же он правил ею бесчисленное количество раз, в том числе под всеми видами влияний и уний, то со стороны Дании, то со стороны Ганзы, то со стороны Швеции. Так что, когда мать приложила недюжинные усилия, чтобы освободить Норвегию и сделать ее самостоятельной страной, Хёд охотно ей помог. А потом началась Первая мировая, чересчур деятельная позиция Великобритании, за которой стоял Один, сопротивление этому со стороны Фригг и ее убийство.
К этому времени все прочие ее сыновья из Норвегии уже смылись, и Хёд, пожалуй, мог бы тоже, да только он с его опытом управления, войны и политики на протяжении всей истории этих стран, решил, что вообще-то и сам неплохо справится. Норвегия была в абсолютной заднице, а Хёд кое-что в них понимал. И развернулся по полной, просто делая то, что привык: все, что захочет.
Как ни странно, но именно это спасло страну, которую Фригг к своему возвращению ожидала увидеть в руинах, а увидела в какой-никакой стабильности. Усилиями же Хёда парламент увеличил расходы на военную отрасль, что сыграло им на руку в период уже Второй мировой. И кажется, именно тогда Фригг пришлось мысленно признать, что тискать девок, курить табак и танцевать голым на столе – не единственное, что умеет ее сын сомнительных нравов и моральных качеств.
Во вторую мировую и Фригг, и Хёд были в сопротивлении немецкой оккупации страны, и многие самые громкие акты этого сопротивления – заслуга Хёда. Ему нравилось взрывать железные дороги, да и вообще все подряд, а немцы на территории его страны – не нравились. Он, в отличие от Фригг, дожил до конца войны и продолжил кутить в Норвегии, потому… Мог? Это, в общем-то, всегда было единственной мотивацией всех его поступков, а остановить мальчишку все равно не сумел бы никто, кроме его матери, которая останавливать никого не собиралась.
В современности они вновь встретились в Норвегии. Фригг стала женой премьер-министра, сыновья заняли разные места и разные посты по всей стране, а Хёд не отошел от прежней линии своего поведения, но в этот раз решил, что разбой и грабеж вызывают у него ностальгии немного больше, чем королевская власть. И поскольку устраивать вылазки на Британию с тем, чтобы грабить их побережья и монастыри он больше не мог, он решил, что станет криминальным авторитетом, заключит пару союзов с русской мафией, отладит наркотрафик, закупит проституток, убьет конкурентов и организует лучшие кинк-вечеринки в стране. А почему нет? Ну, хоть одна причина, почему нет!
Да, мама в курсе. И да, она тревожится. Но Хёд говорит, что его не убили за полторы тысячи лет ни единого раза, не убьют и теперь. Этому служит и его способность менять внешность, и способности Фригг предвидеть будущее. Не стыдно быть маминым пирожком, если мама может помочь тебе купить пятьдесят новых духовок, под завязок забитых «мукой».
И да, смертные. Если матушка не отвечает на ваши мольбы, она просто пересматривает фотографии своего мальчика.
дополнительная информация
➤ Одна из способностей Хёда однозначно – смена внешности, и возможно, Фригг научила его пользоваться ее способностью к предвидению. Он все еще «слеп» по отношению к тонким мирам и пророчествам, но Фригг – нет, и связав себя и сына ментально, она может предвидеть для него важные моменты;
➤ На форуме дофига скандинавов, не заскучаете: братья, племянница, Локи, Фрейя, Фрейр, ну и мать в моем лице.
➤ Да, Хёд не парится о морали, крут, хочет быть криминальным лидером и берет от жизни все. Кто может осуждать его за это? Фригг не осуждает, пока все это происходит в Норвегии, где она может контролировать суть происходящего и прийти на помощь в нужный момент.
➤ Да, Хёд сына-корзина, которому можно все и даже немного больше, а все остальные просто ему завидуют. Есть чему. И да, он может пожаловаться маме на братьев, из-за чего они получат нагоняй, а Хёд порцию пожалейки. Почему нет? Кто вообще сказал, что пользоваться любовью мамы – это плохо, а быть самостоятельным гордым мужиком, независимым и автономным – хорошо? Чушь собачья. Главное – не рассказывать Фригг того, чего она не хочет знать. А то, чего она не знает, ей не повредит, неправда ли?
➤ Да, Хёд эгоистичный, продуманный и хитрый поганец, и не стесняется это. В конце концов, никто и никогда не говорил, что хорошим мальчиком нужно быть и когда ты выходишь из дома матери после семейного ужина по четвергам.
ПРИМЕР ПОСТА
Лучшее, что могли теперь сделать ваны – не подступаться к Фригг ни на шаг, держаться от нее так далеко, как позволят бескрайние просторы Асгарда. Их пустили в этот мир, как заложников, но позволили быть равными. И Верховная была среди тех, кто это позволил. А они отплатили ей таким образом. Не снимая и толики ответственности с Одина, который не пропускал ни одной юбки ни в одном из своих странствий, женщина, однако, не желала видеть даже поблизости от своего чертога кого-то из богов плодородия, кого-то из их рода, не знавшего ни чести, ни благодарности. И визит Фрейра не то, чтобы расстраивал ее, а скорее заставлял в очередной раз чувствовать еще не пережитую злость, которая обещала не быть пережитой вообще. В одном Один был прав. Таким своим состоянием она вредила сыну, и мысли об этом заставляли Верховную стараться держать себя в руках. Насколько это было возможно. И быть может, хотя бы с этой точки зрения ей надлежало не пускать Фрейра в Фенсалир. К чему были переживания еще большие, чем ей уже довелось пережить? К чему было тревожить ребенка, который не был виноват ни в чем? Разве не хватало того, что они с Одином уже встревожили сыновей своей размолвкой, напугав их тем вечером?
- Чего он хочет? – разглаживая платье, вопрошает Фригг, поднимая глаза на Гну. Та склоняется перед госпожой и ее гневом, зная, что может вызвать раздражение одним неверным ответом, а потому ответа этого не дает вовсе. Кто знает, чего могут хотеть эти ваны? Кто знает, что было у них на уме? Наверняка, очередная, не поддающаяся никаким закономерностям логика, что привела брата Фрейи в чертоги Матери Асов. И наверняка, она будет так же оскорбительна, как и все, что уже произошло доселе, а теперь продолжало капать ядом на открытую и кровоточащую рану обиды и боли Фригг.
Она могла бы принять его вот так, как привычно принимала других гостей – без лишних церемоний, не делая из визита ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Как принимала, может быть, сыновей, которым не требовалось разрешения, чтобы войти и которых она привечала за столом, за долгими прогулками в саду, за разговорами и улыбками, за теплыми отварами ягод и трав, за милосердием и любовью, какой полнилась Фригг во все иные времена. Но Фрейр этого не заслуживал, как и его сестра, как и отец, что взрастил такую дочь. Женщина не желала их знать, не желала ничего о них слышать, не прощала нанесенного ей оскорбления. И потому, все церемонии были выдержаны. Верховная села на свой престол, сжав пальцы на подлокотниках, а вана пустили внутрь лишь тогда, когда она была к этому готова. Если вообще была.
Да, Фригг не рада Фрейру. Ей не нравится этот визит. И мальчишка не нравится тоже. Тяжелой озерной синевой своего взора она дает понять это недвусмысленно, кладя руку на живот с тем, чтобы не доставлять излишних тревог еще не рожденному сыну, свет которого привычно смягчал сердце матери, но сейчас даже он не мог с этим справиться. Мрачна была Фригг. И мрачна для Фрейра была его обитель. И в нынешние времена это казалось Матери Асов не только объяснимым, но и попросту справедливым.
Дар, принесенный Фрейром, женщина брать сама не торопится. Не только потому что не доверяет ему и ничего хорошего от него не ждет, но и потому что ей, Владычице Асов, это не подобает. Так что к мужчине подходит Фула, с должным уважением и почтением принимая подарок, и удаляясь после тихого, - Благодарю тебя, сын Ньерда, твой дар по сердцу Матери Асов, - дежурная фраза ничего не значит, конечно же. По сердцу Матери Асов было бы, если бы все ваны убрались обратно в свой мир и больше никогда не появлялись даже рядом с нею, не говоря уже о большем. Но законы гостеприимства обязывали Фригг принять этот визит по крайней мере до тех пор, пока она не обозначила для Фрейра, что он больше не должен переступать границу ее владений, если не хочет пострадать за это. Может быть, они с Одином и были не в лучших отношениях, но пренебрегать еще и ее положением Верховной он бы не стал, не оставив неуважение к ней без внимания. Всему есть предел. Хотя, в случае с Вотаном можно было бы подумать, что для него пределов пренебрежения женой не существовало вовсе. Фрейр, однако, конечно, никакого отношения к этому и не имел вовсе.
- Приветствую тебя, Фрейр, - холодно отозвалась женщина, опустив на него всю тяжесть своего взгляда, - Слушаю тебя. Говори, для чего ты здесь, когда как я не звала тебя и не желала видеть.
